А дорога моя, как в сказке, —
Сквозь дремучий лежит урман.
Авраменко
В конце лета и осенью, когда спадет гнус и созреют кедровые орехи, можно совершить интереснейшее путешествие по одной из многочисленных рек Томской области — Васюгану. Рано утром от райцентра Каргасок, что расположен на левом берегу Оби, идет на Васюган рейсовый «Метеор». Одиннадцать километров хода вниз по Оби и вот она — таежная красавица река! Зажатая в топких болотах, медленно движется она к Оби. Заливные луга с многочисленными озерами сопровождают ее да мшистая бескрайняя тайга, которую называют здесь в Нарыме таинственным словом — «урман», несущим в себе весь многообразный колорит местности с ее темнохвойным лесом, зелеными лугами, коричневой водой и голубым бездонным небом.
В разные годы добровольно и по принуждению пришел на землю урмана человек. Принимая пришельцев под свой кров, Урман не разделял их на сынков-пасынков. Он сурово учил жить по одним, установленным природой законам. Первые здешние поселенцы — остяки и селькупы — язычники. Они обожествляли Урман, потому что он кормил, одевал, давал кров. Много позже стали появляться на Васюгане и русские. Бежали люди от царского гнета, забивались в самые глухие уголки. Привозили и политических ссыльных, а в тридцатом году нарымские реки густо заселили раскулаченные крестьяне Алтая. И хотя прибывшие не верили в деревянных идолов. Урман в обиде не был. Он принял и этих людей. Человек смело шагнул с топором на девственные берега рек, озер и стариц. Запестрели вырубки по ягодным сухим угодьям. Человек корчевал, строил, осушал болота, рыбачил, шишковал, ходил на зверя, разводил скот… Урман щедро делился с человеком всем, что имел. Он был настолько богат, что отданное можно было сравнить с ведром воды, которое зачерпнули из Оби в надежде, что после этого река обмелеет. А человек, однажды занеся над Урманом топор, остановиться уже не мог: он брал, брал, брал… Корявые леспромхозовские вырубки легли на зеленый ковер леса. Гниющие строевые хлысты усыпали дороги, вырубки, луга и берега рек. Молевой сплав усеял пойму брошенными плотами и бревнами, забил топляком русла рек…
Время мелькнуло десятками лет, и снова Урман встречал новоселов. Но человек пришел теперь не с топором и пилой. Он пришел с такой могучей техникой, что стало очевидно, что он будет не только брать, но будет подчинять своей воле Урман. И покорение началось. Человек пробурил землю и нашел газ и нефть. По клюквенным угодьям расплылись мертвые нефтяные озера. Топор как древний и малоэффективный инструмент был заброшен. Заревели моторы вездеходов и бульдозеров — ленты дорог и нефтепроводов прогрызли лесные чащи, преградив оленьи пути. Человек твердо сказал Урману: «Теперь я здесь хозяин!» Урман промолчал и простил зазнайство человеку. Простил, потому что взятое все еще равнялось тому ведру воды, которое однажды зачерпнули из Оби.
Потому-то каменные дома, нефтяные вышки и прочая цивилизация не заслонила багуль-ного дыхания Урмана. Потому-то и сейчас властвует здесь Урман — вечный хозяин Нарыма. Потому-то человек жив и счастлив под его зеленым кровом. А коль случится стать здесь человеку властелином, покорить и подмять под себя Урман, тогда вместо аромата хвои и багульника повиснет над Васюганом непродыхаемый чад. Это будет означать, что человек не освоил Урман, найдя с ним общий язык, а человек убил Урман, подрубив под собой сук, на котором сытый и тепло одетый сидел тысячу лет.
Посмотрите внимательно на карту Васюганья. Черные пунсоны — это не существующие больше населенные пункты. Проплыв на лодке ли, на «Метеоре» ли по Васюгану, вы невольно обратите внимание на большие вырубки по берегу реки. Это бывшие поселки алтайских крестьян, высланных сюда в 30-е годы. Когда-нибудь люди оценят героический труд изгнанных со степной пашни хлеборобов. История поселков по Васюгану очень сходна, а потому расскажу только об одном из них — поселке Рабочем.
В устье Нюрольки — длинный полуостров. Это удобное место для разбивки лагеря. Полуостров отделяет от коренного берега неглубокая бухта. Заросшая крапивой поляна на коренном берегу — это бывший поселок Рабочий, построенный алтайскими крестьянами. Привезли их сюда в начале лета в тридцатом году и высадили на дикий берег. К зиме переселенцы отстроили кое-какие избушки, землянки, шалаши. Зимой голод, сопровождающий людей с самого начала пути на Васюган, навалился с такой яростью, что мертвых уже не было сил зарывать в землю и их лишь присыпали снегом. В этом катастрофическом положении комендант поселка создает из раскулаченной молодежи комсомольский отряд. Девушки ежедневно делали обход жилищ и помогали обессиленным принести воды или дров, а юноши предприняли несколько попыток сблизиться с местными жителями.
Однако остяки, принимая переселенцев за бандитов и врагов Советской власти, встречали «продотряд» ружейными залпами. В бухте (или Курье, как ее называли в Рабочем), где туристы могут без особых усилий наловить к ужину жирных язей, ребята-комсомольцы в лютую стужу, от голода еле держались на ногах, добывали кое-какую рыбешку для пухнущих от голода детей.
В 1937 году в переселенческих поселках начали создаваться колхозы. Становление Рабочинского колхоза накрепко сплелось с биографией моего отца — Кротенко Николая Матвеевича. В двадцать два года ему было доверено жесткое председательское кресло. Отец, рожденный и выросший в степи, до самозабвения любил сухое степное раздолье. Волею судьбы заброшенный в шестнадцать лет в мир Урмана, где от голода погибла вся его семья, он все-таки сумел оценить эту землю с несметным ее богатством. От природы наделенный оптимизмом, он до самозабвения верил в счастливую жизнь в Рабочем на Васюгане. Весь свой темперамент, всю душу вложил он в создание колхоза, отдав ему двадцать лучших лет жизни.
— Мы ж не в тундре живем, не на айсберге, а в у-р-м-а-н-е, — напевно, с любовью подчеркивал он, — урман — это же кладовая… Сколько лет он кормил и кормит людей… Э-э-х! Придет время — какую жизнь наладим на богатом этом угодье!..
Мечтал отец, а мы, раскрыв рот, слушали. Мама иногда горестно покачивала головой, дескать, «твои бы речи, да богу навстречу».
В таком разговоре я была на стороне отца и на сто процентов была уверена, что на земном шаре живут три главных человека: Сталин, Закамов — комендант Рабочего и мой отец.
В войну обозы с мясом, рыбой, зерном, ягодой, орехами, сибирскими пельменями непрерывным потоком шли по Васюгану — колхозы давали фронту высококачественные продукты. Все годы существования колхоза в Рабочем отец доказывал и в районе, и в области выгоду от специализации колхозов по Васюгану по животноводству и рыболовству, но поддержки не получил. И колхозы все корчевали, отбирая у тайги самые сухие ягодные и кедровые гривы под пшеницу, которая родила на суглинке по принципу: «Что посеял, то пожал — ничего не потерял». За двадцать лет жизни в Рабочем были построены: школа-семилетка, почта, больница, сельсовет, клуб, заготпушнина, интернат народов Севера, магазин, фермы, конюшни, кошары… Попытка постройки электростанции успеха не принесла…
Туристы могут спуститься от Рабочего на I км вниз по Васюгану к Московской протоке. Еще и теперь видны остатки плотины, которую смыл паводок в первую же весну после строительства. Вытекает Московская протока из озер, где селились белые лебеди.
В 50-е годы нефтеразведка пришла в эти места. С тех пор лебедей больше на озере не встречали.
В 1957 году прокатилась по стране волна укрупнений колхозов. Отцу было предложено возглавить новый объединенный колхоз «Авангард» в райцентре Каргасок. Весной колхозники раскатали срубы своих домов, сколотили плоты, погрузили на них скот, домашний скарб и с богом тронулись навстречу новой жизни. Наш дом отец ломать не стал:
— Приедут люди в Рабочий, — сказал он, — а остановиться негде.
Этот дом на горе над Курьей долгие годы служил пристанищем проезжающему люду. Но больше он походил на памятник непомерному труду, оставленному на этой земле нашими родителями. Обветшалый, полуразрушенный стоит он и теперь, сторожит звонкую тишину, смотрит на Васюган: не едет ли кто, не завернет ли к крутому берегу?
Л. ПОЛЫНКОВА
Журнал «Турист» № 10 1988