Молодые рабочие чтут память защитников плацдарма на Угре
В начале 80-х годов для нас, ступинских туристов-водномоторников, Угра была очередным притоком Оки, где «нас еще не было». И… мы на долгие годы стали ее пленниками, потому что открыли для себя «затерянный мир» народной памяти и следов отечественной боевой истории чуть ли не с домонгольских времен. Но особенно потрясали следы минувшей войны.
Походы постепенно превратились в поисковые экспедиции, расширялся круг участников, группа энтузиастов выросла до отряда. По крохам из исторической, мемуарной литературы, но больше из воспоминаний, рассказов ветеранов, местных старожилов, из наших полевых исследований проявлялась картина трагических событий, развернувшихся в этих районах в 1941—1943 гг. Бои, кипевшие здесь, за линией фронта, остались в основном «пропавшими без вести» в истории завершающего периода Московской битвы.
Отыскать места наиболее кровопролитных схваток, узнать их историю, увековечить памятными знаками — одна из задач нашего поиска. Шесть таких знаков установил наш отряд на Смоленской и Калужской земле.
В 1942-м по Угре проходила колеблющаяся от непрерывных боев линия фронта. На вражеском берегу тогда было отбито несколько плацдармов, продержавшихся до весны 43-го. Послевоенная судьба их, в частности у деревни Суковка, — одна из черных страниц нашей памяти: до недавнего времени о героическом прошлом этого пятачка, насквозь пропитанного кровью и прахом тысяч советских воинов разных национальностей, напоминали лишь траншеи, воронки да белеющие тут и там человеческие останки.
Близ современного шоссе Калуга — Вязьма, спрямившего старинный почтовый тракт, сразу за мостом через Рессу справа открывается широкое поле. Это и есть знаменитый когда-то суковский плацдарм, который заслужил славу «маленького Севастополя». Одиннадцать месяцев стояли здесь насмерть советские воины… А вот рассказ старожила Суковки Ивана Семеновича Захарова, вернувшегося в родные места в 1945-м:
«…Деревни не было, только развалины школы да несколько уцелевших деревьев. По всему полю, изрытому траншеями и опутанному колючей проволокой, — желтая от ржавчины, разбитая военная техника: танки, орудия, автомашины. И куда ни бросишь взгляд — трупы, трупы… Давно уже изодранные волками и вороньем.
В конце 40-х металлолом убрали на переплавку, а вскоре стали убирать останки. Я тоже принимал в этом участие. Немцев хоронили в траншеях около Рессы, а наших — за пять километров отсюда, в братской могиле у Варшавского шоссе. Там их лежит около 12 тысяч. Большинство неизвестные…»
Сегодня у поворота на проселок, ведущий через поле к живописнейшему местечку на Угре, называемому москвичами «Юхновской Швейцарией», стоит небольшой обелиск. Заложили его мы в 81-м. Тот поход организовали совместно с учащимися школы поселка Михнево и ее военруком Юрием Федоровичем Калашниковым, ветераном одной из дивизий, дравшихся здесь. Договорились так: наш отряд отправится заранее, установит памятник, а михневцы подъедут в субботу.
Как и было запланировано, мы приехали на Угру в среду. С вечера подобрали место для памятника: справа от большака на Вязьму, перед поворотом к деревне, — предварительно «выслушали» его металлоискателем, чтобы не оставить потомкам какую-нибудь напасть, которой еще много в земле. Работа шла медленно, песок приходилось таскать носилками за 50 метров из небольшого размытого овражка на краю леса. Наконец дело подошло к концу. Оставалось только обложить курган камнями и сделать дорожку, когда с большака к нам вдруг завернул уазик: все насторожились. Из машины вышли несколько человек в цивильных костюмах, по виду — ответственные работники. И хотя, как мне показалось, своим лицам они лишь придали строгое выражение, встреча не обещала ничего хорошего.
— Здравствуйте, — неприветливо начал один из ответственных товарищей, обводя нас взглядом. — Что за компания и чем вы тут занимаетесь?
— Ставим памятник, — я кивнул на курган.
По памятнику мы давно уже вели переписку с В. Масловым, секретарем местного отделения ВООПИК, однако документы на него: паспорт, ходатайство на установку и т. п. — были готовы только накануне отъезда, поэтому формальности решили выполнить по ходу экспедиции. Но упустили время, и теперь, что называется, гора сама пришла к Магомету во всем своем грозном величии.
— Кто вам здесь разрешил ставить памятник? На каком основании?
Страсти быстро улеглись, когда ответственным товарищам сообщили, что на памятник имеем все необходимые документы, что извиняемся за свою нерасторопность с их оформлением и что немедленно согласны ехать в Юхнов, чтобы выполнить все формальности. На уазике наших гостей, вернее, хозяев, заехали в лагерь, первым делом пригласили их посетить нашу баню. Они вежливо поблагодарили, выразив удивление простоте и оригинальности импровизированной «сауны». А вот поужинать не отказались. За столом первоначальный холодок был окончательно растоплен, и в Юхнов мы ехали уже как хорошие знакомые.
Лагерь, как обычно, мы устроили на высоком берегу Угры. Отсюда открывается исключительно широкий обзор левобережья реки: на крайнем слева «фланге» за лесом — деревня Папаево. Чуть ближе — небольшое голое пятно — там находилась деревня Горенец. На крайнем правом фланге, за узкой полосой соснового леса была до войны деревня Ступино — тезка нашего города. В разные годы мы в той или иной мере исследовали эти деревни, леса и поля. Но об одной вылазке за реку расскажу подробно. Случилось это в августе 1976 года.
В той экспедиции одной из наших задач было исследование левобережья Угры. Ничего особенного, однако, обнаружить не удалось, если не считать солдатского ножа, найденного в советской траншее, нескольких железок, вроде траков танковых гусениц, сломанных автомобильных рессор и неразорвавшегося артиллерийского снаряда диаметром около 10 и длиной до 50 сантиметров.
На медном кольце в нижней его части были заметны глубокие косые вмятины: снаряд прошел канал ствола. Около сохранившегося взрывателя часть рубашки была отколота, видимо, на излете снаряд срикошетил и не взорвался.
Среди новичков в этом походе был молодой человек, все называли его Толян. Я вообще очень осторожно отношусь к включению в состав экспедиции людей со стороны, но Толяна рекомендовали как грамотного, надежного парня. Однако меня как организатора и руководителя экспедиции с самого начала насторожило то, что Толян очень настойчиво интересовался устройством снарядов и мин.
Вот и теперь, осмотрев снаряд, вдруг предложил:
— Давайте вытопим тол!
— Зачем? — с тревогой спросил Слава Бойков.
— Да так, для интереса, — с улыбкой, бросив на меня осторожный взгляд, ответил Толян. — Ведь тол горит, как сухой спирт, даже при дожде. Может, пригодится?
Он уже достал нож, намереваясь поковырять в отколотой части снаряда.
Решив, что шутка зашла слишком далеко, я осторожно взял снаряд из рук Анатолия,
— Ребята, — запротестовал он, — я вам гарантирую полную безопасность. Нам же пригодится тол. Давайте я сам его вытоплю!
Ребята в растерянности смотрели то на меня, то на Толяна. Но я был непреклонен. Отпустив ребят, я поглубже закопал снаряд, набросав сверху листьев, чтобы сделать место менее приметным. Но уже тогда в душу мне закралась тревога.
…Глубокая лощина недалеко от рощи показалась ему удобной, тем более что из лагеря не будет видно костра. Заранее подготовленным обломком рессоры Толян откопал снаряд. Расковырял ножом около взрывателя: в глубине желтел тол…
Анатолий Максимов и Саша Голубцов вспомнили потом, что от любопытства не удержались и пошли за Толяном. Снаряд был уже обложен дровами. Толян поджег бумагу, и костер быстро, почти без дыма, разгорелся. Ребята разлеглись вокруг и стали ждать, когда же потечет тол. Минут через десять Голубцов предложил все-таки отойти за бугорок и переждать. Так, на всякий случай… Толян со снисходительной улыбкой подложил в пылающий костер дров и тоже отошел за бугор. Не прошло и минуты, как раздался оглушительный взрыв: над головой со свистом прожужжали осколки. Все произошло так быстро, что ребята не успели даже испугаться…
Толяна привели в лагерь белого, как мел. Некоторое время он совершенно не реагировал на наши ругательства по его адресу… После этого пришлось ввести в отряде командно-административную систему, чтобы каждый из новичков был под контролем старшего. Кроме того, все участники получили под расписку памятки по технике безопасности.
К счастью, все меньше сегодня остается в глуши таких взрывоопасных предметов, как снаряды, мины и т. п., благодаря неустанной работе в таких местах саперных подразделений Советской Армии. Тем не менее такие находки еще встречаются, и с каждым годом они становятся все опаснее: время изъедает их взрыватели, детонаторы и т. п., отчего эти предметы оказываются все более чувствительными к малейшему толчку, перепаду температуры, а порой и просто к яркому солнечному свету.
…В субботу в 11 часов 50 минут памятник был установлен на кургане.
Над конструкцией памятника мы с ребятами стали думать еще осенью. Плиту изготовили из стеклотекстолита. Текст надписи по ней выполнил глубокой гравировкой Юра Зайцев. Оставался памятник, но материалов не было, идея сохла на глазах… Решение пришло неожиданно.
Однажды по весне мы занялись ревизией кладовки спортинвентаря: в преддверии сезона необходимо было проветрить и починить палатки, резиновые лодки и т. п. Отдельно складывали в кучу ржавые походные находки: пулемет Дегтярева, стволы винтовок, «стаканы» снарядов. И вдруг осенило: это же готовый памятник!
Реликвии смонтировали на треугольном основании из полированных листов нержавеющей стали, Володя Кузнецов, автор и «главный архитектор» проекта, комбинировал элементы, подыскивал лучший вариант восприятия композиции. Последней была приварена звезда из нержавейки. Простучав молотком всю конструкцию, Володя утер со лба пот:
— Порядок!
К открытию собралось много народу: представители из Юхнова, местные жители, пионеры. Как и было задумано, церемониал открыли михневцы. В форме десантников, с учебными автоматами и развернутым знаменем, они колонной, строевым шагом приблизились к памятнику и встали около него в почетный караул.
— Ух ты! Вот это да! И автоматы настоящие! — пронесся шепоток среди местных пионеров, полукольцом окруживших курган с памятником,
…Наступает торжественная минута. Калашников и молодой мужчина, тоже офицер, берут под козырек: две наши девушки, Нина Федорова и Татьяна Лунева, бережно снимают с памятника покрывало…
…Минута молчания. Михневские пионеры преклоняют к памятнику знамя своей школы.
В заключение михневцы торжественно возложили к памятнику привезенный с собой венок, а местные жители и пионеры — букетики полевых цветов.
Уже тогда, в 81-м, мы понимали, что этот памятник временный, как бы первая ласточка памяти героической земле, достойной настоящего мемориального обелиска. 8 мая 1985 года, накануне Дня Победы, наша группа установила на этом месте новый, высотой более трех метров памятник в форме многоярусной пирамиды. Сделан он был из нержавеющей стали, В его фундаменте в качестве арматуры залили бетоном найденные тут же, на поле, обломки военной техники, оружия, колючую проволоку и т. д.
На его заглавной плите надпись:
«Здесь, в междуречье Угры и Рессы, в 1942 году, сдерживая натиск фашистов, насмерть стояли воины 49-й армии. «Маленький Севастополь» — так называли тогда этот советский плацдарм за героизм и мужество его защитников. Поклонись этой земле, товарищ!»
А внизу, на основании: «От коллектива завода стеклопластиков, г. Ступино Московской обл., 1985 г.»
Г. Коротков, инженер
Журнал «Турист» № 11 ноябрь 1990 г.
Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области