«О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной…» Эти пронзительные строки вологжанина К. Н. Батюшкова, пожалуй, лучше всего объяснят и предварят мой разговор с вами, читатель, о Вологодской земле. Ровно двадцать лет я не был там, а тогда это была первая командировка от журнала, незаметно ставшего моей судьбой…
Я не стремился носиться «галопом по Европам», не пытался «ухватить» все достопримечательности края (да это и почти невозможно), но каждый раз проникался каким-то ясным духом, обаянием этой стороны, особенным настроением, которое она создает в путешественнике. Его-то я и попытаюсь передать, хотя это почти так же сложно, как пересказать музыку.
Человека с детства должна окружать красота. Она должна входить ежедневно в каждую его клеточку-кирпичик, помогая строить его, словно здание Существа мыслящего. В деревне — это природа, нерукотворная красота; она первична и сильней любой, созданной человеком. Но и в центре Москвы маленький гражданин должен шагать мимо всех этих балкончиков, пилястров, затейливых чугунных решеток и колоннад старинных особняков, видеть их постоянно.
Вологда в этом смысле смотрится пока более цельно, выигрышно. Узорочье деревянных домишек, увы, тоже неизбежно исчезающих с каждым годом. Прекрасный ансамбль Кремлевской площади. И множество милых русских церквушек. С теми самыми куполами и крестами, которых у нас так долго боялись и изгоняли отовсюду. А ведь так уж случилось на Руси, что они, церкви эти, строились крепче всего, были долгожителями. Как раз они-то и протянули нам спасительную руку памяти и красоты от наших пращуров.
Подолгу стоял я на высоком берегу реки Вологды, на краю уютной площади. Мальчишки скатывались на санках прямо от подножия церквей на речной лед. По реке пролегала постоянная лыжня школьников, это был их зимний спортзал. У памятника К. Н. Батюшкову время от времени останавливались люди. То пара пожилых горожан (они, должно быть, всю жизнь приходят сюда), то группа экскурсантов.
Прямо на берегу стоит дом, где расположился городской клуб туристов. Естественно, я частенько заходил и туда. Удивительная все-таки штука — любой клуб! «Родственников дает нам судьба. Какое счастье, что друзей мы можем выбирать сами», — выстраданно написал Юлиан Тувим. А единомышленник (будь он турист, автомобилист или рыбак) — это даже больше, чем друг.
Неподалеку от клуба кооперативное кафе, которое очень удачно разместилось в прелестном деревянном домишке-скворечнике. Промерзнув после дневной съемки в городе, я вечером всегда шел туда пить чай с травками, безудержно поглощал всяческие мучные ухищрения хозяек (здесь работает семья). Особенно хороши их пироги с клюквой по-домашнему! Перед отъездом в Москву я заказал несколько штук и очень жалел, что мало: такой фурор среди моих знакомых произвело это северное полузабытое лакомство.
Увы, более чем скромны магазины Вологды, неброска людская толпа на улицах, но приветливы лица. И в который раз я, коренной москвич, вынужден признать, что люди в таких «нестольных» городах в большинстве благожелательней, внимательней и терпимей нас, москвичей. Беда это или вина наша?..
Здешний народ сдержанней по-северному, но и тепло они дарят умело, зная ему цену, как северному нежаркому солнышку. И людей эта земля, может быть, потому рождала стойких и красивых душой.
Вологжане одними из первых дали своих ратников в ополчение 1612 года — отряд Н. И. Мансурова. А еще раньше сыны Вологды сражались на поле Куликовом. Знаменитый землепроходец Ерофей Хабаров был крестьянином Устюжского уезда. Уроженцы Вологды — К. Н. Батюшков и будущий москвич до мозга костей, выходец из глухих вологодских лесов В. А. Гиляровский. В Череповце прошло детство своеобычного, сложного и противоречивого Игоря Северянина. Почти два года провела здесь в ссылке М. И. Ульянова. Здесь живет певец и защитник этой земли Василий Белов. Вологодская земля дала современной литературе удивительного, тонкого лирика Николая Рубцова…
Земля эта не патриархальная и дремлющая. Есть промышленный Череповец, Волго-Балтийский канал, льно- и бумагоделательные комбинаты. Каждый путешествующий найдет здесь что-то себе по душе. Но не будем лукавить: наверное, влечет сюда людей в первую очередь все же в обилии сохранившаяся старина — овеществленная память, духовные ниточки, связующие поколения.
На Вологодчине, может быть, самые притягательные для ее гостей объекты — два шедевра мировой архитектуры: Кирилло-Белозерский и Ферапонтов монастыри. Удивительная воспитующая сила архитектуры здесь чувствуется особо, будто всей кожей. Кириллов — небольшой провинциальный городок. Деревянные домики в снегах, подметенные тротуары около калиток; кошка, грациозно шагающая по остроконечным верхушкам забора. Летом — масса туристов. Зимой — тишина и покой.
И вдруг посреди замерзшего унылого Сиверского озера вы видите это чудо, эту радость для души и глаз — стены и башни Кирилле-Белозерского монастыря. Без малого шестьсот лет этому творению рук человечьих. И столько же лет оно питает дух людей, приходящих сюда! Успокаивался здесь суетливый и праздный. Проникался мудростью думающий. Учился мастерству художник. Находил поддержку совсем было упавший духом.
Это не красивость журналистского слога и не преувеличение. Вот вам лишь два свидетельства наших современников, услышанные мною. Студенты-стройотрядовцы, каждый год работающие на Севере над восстановлением памятников русской культуры, этакие современные бесшабашные нигилисты, притихшими голосами и как-то очень тепло рассказывали о том, как умиротворенно чувствует себя человек внутри этих монастырских стен, как во все поры его проникают красота и мудрость. Не знаю, «спасет ли красота мир», по Достоевскому, но многие людские души она точно очищает и держит на земле.
А мой старый, закадычный товарищ, больной и сейчас еще мучительной, светлой и несчастливой любовью, поведал мне как-то горько и безысходно: «Знаешь, она была в Кириллове еще до нашего разрыва, но уже набиравшаяся решимости для него. И эта технократка, не верящая ни в бога, ни в черта, но допускающая, что «существует, наверное, нечто Великое, Мудрое и Незнакомое, управляющее нашими поступками», призналась мне потом: «Я встала у того большого камня в окрестностях монастыря, у меня перехватило дыхание и я все твердила, словно заклинание: «Господи, когда я уйду, пусть он останется с миром! Дай ему на это силы!..»
Монастырь хорош отовсюду: видишь ли его издалека, или бродишь среди его стен. Он впускает вас внутрь, словно старый мудрец — в свой духовный мир.
Но вот уже непременно хочется увидеть вам этого величественного старца из-за озера, с того берега. Летом — отраженным в воде или зимой, когда заиндевелые стены словно вырастают из озерного льда. Тот кадр, который вы видите на обложке, я как раз и сделал оттуда. Помогли и Его Величество Случай, и немножко — чутье репортера. Меня уговаривали поселиться на ночь в теплой городской гостинице. Но, узнав, что солнце встает из-за монастыря, я напросился на турбазу «Сиверская», надеясь утром «поймать» восход. Зимой турбаза не работает, и я совсем один поселился на втором этаже. Дни стояли пасмурные, и особой надежды на солнце не было. Проснулся в утренних сумерках — и сразу приник к окну. И тут же похвалил себя за вечернее решение: за стенами монастыря на лоскутном разорванном небе открывались просветы. Вооружился большим телеобъективом и стал ждать. И вот из-за древних стен и башен стало выползать, словно из театральной декорации, древнее светило. Минут десять я носился по всем комнатам этажа, выставляя в форточки свое «оружие». А спустя эти десять минут на небо снова наползла мутная хмарь и поглотила бесследно красный шар солнца.
И показалось тогда: кто-то большой и добрый подарил мне эти минуты профессионального счастья…
В. Опалин
Журнал «Турист» № 2 февраль 1989 г.
Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области
