«Проигрывать, чтобы быть мудрее"

Еще никто не снимал художественного фильма «в стенах» Гималаев, на семитысячной высоте над уровнем моря. Первыми стали кинематографисты Чехословакии.

Уже заранее гималайские экстерьеры предвещали много интересного. Авторы фильма Йозеф Раконцай и Золтан Демьян давно дружат с теми, кто покорил Эверест, Лхоцзе, Чогори. Это лучшие режиссеры мира, снявшие документальные фильмы о Гималаях.

Для главной роли был утвержден артист Пражского национального театра Борживой Навратил. Он знаком зрителям исполнением роли доктора Маковицкого в фильме С. Герасимова «Лев Толстой», знаком как актер мужественный, умеющий философски осмыслить роль.

Фильм требовал незаурядной смелости всей съемочной группы. Существовала опасность большой высоты над уровнем моря, трескучих морозов, к которым «не привыкла» техника, и, естественно, имел место недостаток опыта организации съемок в таких экстремальных условиях. Неудивительно, что всех, кто улетел в Непал, все это тревожило.

Как ни печально сознавать, но коварные горы обошлись с Боржевом Навратилом круто и несправедливо.

Когда я посетил его после возвращения со съемок, он лежал в больнице. Скучал и думал о том, когда же окончательно выздоровеет. Врачи говорят, что, возможно, уже никогда…

Однако меня удивило то, с какой неожиданной теплотой он мне рассказывал о своей гималайской истории.

— В январе 1986 года во время съемок телевизионного фильма ко мне подскочил незнакомый молодой человек и сунул в руки какой-то сценарий. Друзья объяснили, что это был режиссер Ян Пирог. Меня мучило любопытство, и ночью я открыл записи, которые он мне дал. Сценарий назывался «Сагарматха». В переводе с непальского это означало название самой высокой горы в мире — «Мать земли». Я принялся за чтение: пятидесятилетний альпинист-ветеран, разведясь с женой, воспитывает своего сына.

Всю свою жизнь он мотался по горам, став известным альпинистом. И вот ему предоставляется возможность, может быть, в последний раз войти в экспедицию, которая намерена покорить Эверест (По-непальски — Сагарматха). В этой экспедиции он лицом к лицу сталкивается со своим сыном. Тот вырос, стал альпинистом. И с этой минуты начинается киноразговор о том, что такое поражение и что такое победа. Со слезами на глазах я закончил читать сценарий…

Это же обо мне, сказал я сам себе. Обо мне и моем сыне: только профессия другая, я — артист.

— Режиссер Пирог пригласил меня на главную роль, которая оказалась мне очень близка. По сей день я себя спрашиваю о том, почему же я принял это предложение. Очевидно, потому, что мне уже пятьдесят четыре года и я понемножку старею; хотел сам себе доказать, что у меня еще достаточно сил. И хотел в этом как можно быстрее удостовериться. Что касается альпинизма, то я о нем ничего не знал и всегда задавал вопрос: «Зачем туда эти сумасшедшие лезут?»

Но все это довольно скоро изменилось. Мы прошли ряд медицинских обследований (я, мои коллеги — Олдриж Кайзер, Мирен Владыка, Марек Тяпак и другие), которые воспринимали с юмором. Ежедневно бегали, плавали; вечером смотрели телевизор верхом на велосипеде, впустую крутили педали. Но для стареющего человека это, однако, тяжеловато. Однажды мы побывали на самых высоких наших горах — Татрах, — нас взяли туда на прогулку. Хорошая прогулка. Но это еще не все. Нас отправили тренироваться на Кавказ, где учили таким ужасам, как падение в ледяные трещины, и многому другому. Я думал, что это все мне кажется…

— Многие наши представления в один мартовский день начисто изменились, когда самолет, летевший спецрейсом, приземлился в аэропорту столицы Непала Катманду. Было нас 22 человека — кинематографисты, актеры, альпинисты. Двадцать третьей была непальская актриса Рай Шри, исполнительница единственной женской роли в фильме.

Съемки начались в прекрасных местах у буддийского храма Сваянбунтах с уходящей в небо золотой башней, откуда за нами следили большие миндалевидные глаза всевидящего Будды. Уже там начались наши проблемы: то для съемок нам были нужны вороны, то нам мешали обезьяны (одна из них, они свободно здесь разгуливают, украла у меня шляпу). Вороны и обезьяны в Непале — священные животные, и какое-либо вмешательство в их жизнь запрещено. Это часто приносило нам немало неудобств. (Непальцы верят, например, что вороны их перевоплощенные предки и если иностранец попробует обидеть хотя бы дедушку, то…)

Жители Непала — очень доброжелательные, упорные и трудолюбивые люди. Природа здесь сурова, а поэтому требуется много усилий, чтобы вырастить, например, хотя бы корзину картофеля. Если понаблюдать, как непальцы носят в корзинках землю на свои каменистые поля, как терпеливо сажают овощи, а дождь им все смывает, и они снова носят… то можно понять, что и в 20-м столетии борьба между человеком и природой не закончилась.

Непальцы — веселый народ. Мы наблюдали, как они отмечали свой национальный праздник весны — Голы. Повсюду друг в друга они бросают различные шарики, наполненные красками, так что в одной мгновение целая улица вместе с людьми становится золотисто-голубого-фиолетового-розового-зелено-коричневого цвета. И так как гигиена здесь не считается чем-то важным, то еще несколько дней местные жители ходят разрисованными. На улицах господствует особая суматоха, совершаются святые обряды по усопшим; бродят молодые люди, возбужденные крепким алкоголем «ракши»; тут же — индийские «святые мужи», разрисованные священные коровы; над головой каркают вороны; кто-то шепотом предлагает гашиш. А в гуще всего этого мелькают кинематографисты из Европы, стремящиеся незаметно снять жанровые картинки…

— Так начались приключения для нас всех. А для меня они начались уже тогда, когда мы на небольшом самолете приземлились в последнем аэропорту перед вершинами. Этот аэропорт носит название «Лукла» и скорее напоминает палубу корабля, перед тем как ему погрузиться в воду. И ежедневно летчики здесь проявляют героизм. В эту минуту я впервые увидел шести-, семи- и восьмитысячных великанов. С большим трудом я преодолел возбуждение: у меня было точно такое же ощущение, которое я испытывал, когда впервые увидел море.

Путь от «Луклы» до основного лагеря у подножия Эвереста хорошо тренированный турист может преодолеть за четыре дня.

Альпинисты проходят его за более короткое время. Специалисты предупреждали нас о смертельной опасности, таящейся в высокогорной болезни. Поэтому в целях акклиматизации мы это расстояние преодолели за 5 недель (по дороге снимали фильм). Мы были счастливы от ощущения, что можем перепрыгнуть через эти горы. Итак, мы поднялись на высоту 5 500 метров, в основной лагерь под ледопадом Кхумбу.

— Два дня и две ночи я провел среди одурманивающе прекрасной природы, в окружении снега и льда. Окрестные великаны смотрели на нас величественно, озаренные ослепительным солнцем, или угрожающе нахмуренные при ветреных ночах.

Когда я проснулся ночью, у меня было ощущение, что я задыхаюсь. Появилось тревожное и безотчетное ощущение страха и непреодолимой тесноты, чувство, что мне крайне необходимо вылезти из спального мешка. Казалось, палатка падала и душила меня. Я выскочил в морозную ночь, но просторы лагеря оказались для меня также очень тесными. Мне ужасно хотелось пробить горный щит… Потом я уже помню очень немногое. Две ночи я провел под кислородом, а потом кто-то скомандовал: «Немедленно вниз».

В течение трех минут товарищи меня собрали, и двое из спасателей, поочередно неся меня на спине, быстро спускались вниз по этим отвесным горам. На третий день мне ужасно хотелось умереть…

— За это время я многое передумал. В Гималаях человек особо склонен к размышлениям и философствованию. Потому что он — один, ночи длинные, на дороге двое не разойдутся… Всегда найдется достаточно времени, чтобы человек мог быть самим собой. Я полагаю, что это одна из причин, почему люди становятся альпинистами. Я познал три основных наркотика, называемых альпинизмом: радость преодоления страха, радость ощущения собственной силы и какое-то непреодолимое желание к одиночеству. И таким образом, к размышлениям.

В моем случае к одиночеству меня приблизило ужасное ощущение того, что я умираю. Итак, я задумался. О том, как мы живем. Что мы забываем о существовании таких качеств, как бескорыстность, доброжелательность, самопожертвование. Мы что-то делаем и думаем, что же за это будем иметь, оказываем людям услуги и задумываемся над тем, смогут ли они нам за это отплатить; в нашем мышлении потеряно доверие. Пристойность. Мы в Европе мало здороваемся — там меня это выводило из себя. Кого бы мы ни встретили в Непале — они повторяли единственное приветствие: «на-мастесей». В переводе это значит так: «Приветствуем все доброе в тебе». Я восхищаюсь этим и понимаю, они знают, что говорят.

И вот среди этих безрадостных мыслей и рассуждений о нашем образе жизни меня озарило чудо. Звучит абсурдно, но этим чудом оказалась бесславная дорога вниз — это было самым прекрасным впечатлением. То есть я начал понимать, что абсолютно незнакомые и чужие люди передавали меня с рук на руки, чтобы спасти мою жизнь.

— Спасатели отнесли меня в поселок Перих, где ко всем остальным моим несчастьям присоединился приступ больного желудка. Напуганный доктор Буковчан, сопровождавший меня, выяснил, что в спешке мои товарищи не дали мне специальные лекарства, которые я вожу с собой. Я не мог двигаться, не мог есть; в весе потерял двадцать килограмм.

В каждом проспекте о Перихе можно прочесть, что в 1975 году здесь открылась больница на 5 коек со специальным оборудованием, где люди, страдающие высокогорной болезнью, легко приходят в себя. Мы отправились в «больницу». Нас приветствовал ее директор (и единственный работник) молодой австралийский врач. Предложил чай и объяснил, что это волшебное оборудование уже полтора года не работает. Кроме всего, у него нет дров, чтобы затопить печь, и вообще будет лучше воспользоваться услугами местного ночлега для альпинистов.

Кое-как я доплелся до следующего дома. И только присутствие доктора Буковчана оказывало на меня какое-то лечебное действие. Когда уже стало похоже на то, что в ночлеге мы останемся навеки, появился пьяный шерп и с ним три яка. Я не выяснил, кто их тогда прислал, но они пришли сюда за нами. Первый нес меня, второй наш багаж и третий сено для всех трех яков. У яка не было ни седла, ни вожжей, ни стремени — только какой-то ящичек, на котором я должен был сидеть десять часов ежедневно (дома в Праге у меня на определенном месте долго оставался сплошной синяк). Когда спускались вниз, то я держал яка за хвост…

Потом меня «пересели» на кобылу с нежным прозвищем «Дома», которая «отнесла» меня в «Луклу». Аэропорт в виде тонущего корабля один раз в неделю направляет в Катманду двадцатипятиместный самолет. У аэропорта около 200 ожидающих… Однако выяснилось, что обо мне здесь знают и даже один из непальских друзей уже два дня пытается отвоевать для меня билет. В Катманду перед отлетом в Дели повторилось то же самое.

Я вспомнил пьесу Осборна «Комик», где говорится: «Хорошенько обращай внимание на людей, когда поднимаешься наверх. Ведь никогда не знаешь, будут ли они тебе нужны, когда будешь спускаться, или нет». Эту метафору я в Гималаях осознал. Каждое ее слово, каждую букву. Мне помогли люди, с которыми наша экспедиция познакомилась по дороге в основной лагерь.

Это было все в то время, когда мои коллеги по актерскому ремеслу Кайзер, Тяпак, Владыка трудились в «стенах» Эвереста перед камерой, которую держал в руках наш оператор, работающий на высотах, — один из самых лучших альпинистов мира, покоритель Эвереста Золтан Демьян. Они достигли высоты более 7 500 м. Я не знаю, является ли она актерским мировым рекордом, но я восхищаюсь своими коллегами.

Все это было в то время, когда другая чехословацкая альпинистская экспедиция, расположенная в лагере рядом с нами, с ужасом проигрывала борьбу с Богиней — «Матерью земли» за ее вершину. В том году на Эвересте была очень плохая погода. Но я, однако, знаю об этом только из рассказов, сам этого уже не пережил.

— Фильм «Сагарматха» завершен. В нем играет человек, который познал цену поражения. Думаю, что могу сыграть эту роль, так как все это пережил на своей собственной шкуре. Я уже вернул свои 20 килограммов, желудок успокаивается, но во мне произошло что-то неожиданное. Я физически ощущаю перемены и что мне думается совсем по-другому. Когда я начинаю с кем-то разговаривать, то на меня смотрят, как на сумасшедшего. Как будто иерархия ценностей у меня перепуталась. Хочу, чтобы на минутку жизнь остановилась, чтобы я правильно определился, чтобы мог понять — поступил я плохо или хорошо, чтобы лучше ощутил окружающих меня людей. Я иду навстречу заключительному этапу жизненной активности и должен более экономно работать со временем, не растрачивать его по мелочам, в делах, о которых заранее знаю, что они не имеют смысла.

Если частью поражения является то, что человек становится мудрее, то с удовольствием буду проигрывать.

Я постоянно думаю о тех безымянных непальских людях, которые мне помогли. Я хотел бы быть таким, как они. Чтобы через мою жизнь красной нитью прошла основная идея всех восточных философий: человек живет для того, чтобы творить добро.

Записал Петр Вушта

Журнал «Турист» № 5 май 1989 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Please follow and like us:
Pin Share
РубрикиnewsМетки

Добавить комментарий