Мы продолжаем публикацию коротких очерков под этой рубрикой.
Редакция приглашает краеведов, экскурсоводов поделиться с читателями сведениями о «географии» писательского вымысла, о «маршрутах» литературных героев, об адресах и местах действия персонажей нашей литературы, которые находятся рядом с нами в любом городе или селении.
Елец называют большим бунинским музеем. Я отправился туда, как поехал бы, скажем, в Авиньон, чтобы постоять там над могилой Лауры, возлюбленной Петрарки… Так и решил заранее: обязательно схожу на кладбище, постараюсь найти могилу той, кого Бунин любил всю жизнь. Лика из одноименной повести, Лика из «Жизни Арсеньева»… А дорогу на кладбище я хорошо представлял.
«Город за эти апрельские дни стал чист, сух, камни его побелели, и по ним легко и приятно идти. По Соборной улице, ведущей к выезду из города… дальше, между мужским монастырем и острогом… а потом, когда проберешься среди луж под стеной монастыря и повернешь налево, увидишь как бы большой низкий сад, обнесенный белой оградой…» («Легкое дыхание») И вот ранним-ранним утром иду по гулким пустынным улицам с елецкого вокзала. Домики спят, прохожих нет, и охватывает странное чувство, что попал еще в «купеческий», торговый Елец Бунина и Лики.
…Они познакомились в Орле, но здесь был дом ее отца. Здесь прошла первая пора их любви.
Мы рядом шли, но на меня
Уже взглянуть ты не решалась.
И в ветре мартовского дня
Пустая наша речь терялась.
Белели стужей облака
Сквозь сад, где падали капели.
Бледна была твоя щека
И как цветы глаза синели.
Уже полураскрытых уст
Я избегал касаться взглядом,
Но был еще блаженно пуст
Тот дивный мир, где шли мы рядом.
(«Мы рядом шли») Это — о зарождении любви. Тот момент, когда еще «мир пуст», но в следующий миг понимаешь: в мире — любовь!
…Он называл ее Ликой. Какое ликующее имя! И еще — «прекраснейшая солнца», и теперь, бродя по улицам с двухэтажными домами, все мне будто бы виделось вдали, реяло над вершинами тополей, прекрасное лицо с развевающимися волосами… Лик самой любви.
Вообще, я был «очарованным странником» в Ельце, да и трудно иначе бродить по этим улочкам. Образ города, «старинного, каменного», в котором «было что-то от крепости», оживал перед глазами. И не покидало чувство: вот здесь, здесь они шли…
И невольно глаза искали белые плиты старого тротуара.
Долго я стоял, разглядывая здание бывшей женской гимназии: здесь он впервые танцевал на балу.
«Возвращаясь после ученья домой, мы… нарочно шли по той улице, где была женская гимназия. …А навстречу шли гимназистки в шубках и ботиках, в хорошеньких шапочках и капорах, с длинными, посеребренными инеем ресницами и лучистыми глазами…» («Жизнь Арсеньева»)
И пытался представить, как в день бала здесь выравнивали сугробы по бокам проезда к парадному крыльцу, втыкали в них свежесрубленные елки, но сейчас было начало сентября, внутри здания заканчивали ремонт и у теперешнего пединститута вместо елок прозаически торчали банки с красками…
Да, был сентябрь: стеклянная хмарь в концах длинных улиц, запахи яблок из садов и вянущих листьев тополей, стоявших по канавам между тротуарами и мостовой… И мелодичный звон курантов над городком, словно где-то в Кремле, Вестминстере… Авиньоне.
На все я старался смотреть его глазами, и часто испытывал грусть.
Вот руины церкви Михаила Архангела, когда-то так поразившей его, мальчика, впервые привезенного в город из деревни.
«Зато как помню городское утро!.. Звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела, возвышавшейся надо всеми в таком величии, в такой роскоши, какие и не снились римскому храму Петра…»
(«Жизнь Арсеньева»)
Вот городской сад около громадного и несуразного собора. Когда-то здесь цвел душистый табак, и этот запах навсегда связался в его памяти с первым чувством влюбленности… И снова грустно. Почему? Потому что такое было с ним, и со мной… и со многими еще будет.
И грустно потому, что стоят эти последние благословенные дни бабьего лета, а лето прошло — неповторимое на земле.
…«Весь в грусти» забрел я и на бывшую улицу Старооскольскую к дому отца Лики, уездного врача. Сюда, к крыльцу с жестяным козырьком на чугунных кронштейнах, он примчался тогда, после разрыва, чтобы узнать непоправимое…
Я постучал в дверь, нажал кнопку звонка. Но внутри все было тихо, и я ушел.
В сумерки попал я на кладбище. Но могилу Лики уже не искал: как я узнал в Ельце, после разрыва с Буниным она не умерла, вышла замуж за другого…
В последний вечер, уже направляясь с портфельчиком на вокзал, я снова позвонил у знакомого подъезда бывшего дома Лики. Дверь открыла новая хозяйка, пожилая приветливая женщина, и не успел я сказать «извините за беспокойство», как она уже все поняла и, улыбнувшись, повела наверх.
Хозяйка угостила меня огромным яблоком из своего сада, и я торопливо жевал его, ругая себя, что принял дар: хотелось расспросить о доме, поговорить, а рот забит! А до поезда чуть больше получаса!..
Потом меня провели по анфиладе комнат с остатками угловых каминов, с высокими потолками с лепниной, с запахом не то духов, не то яблок… Как я благодарен вам, Татьяна Борисовна!
…Вскоре поезд уносил меня из того города, где навсегда остались шаги их Любви, где сам воздух особенный — в нем растворилось ее «легкое дыхание».
И — знаете? — в вагоне я увидел девушку, похожую на Лику. (Как узнал? Да очень просто — сердце подсказало!)
Она стояла у соседнего окна, худенькая, чуть испуганная. Куда ехала? Должно быть, в Москву, на учебу. И долго украдкой поглядывал я на нее, вспоминая тех, с кем «навеки разошлись, и все же соединены самой жгучей, непостижимой, нерасторжимой связью».
Ты жива, Лика, жива!.. Как и живо своей притягательной чистотой изображение первой любви для каждого из нас, для каждого нового поколения читателей!..
А. БЫКОВ
г. Липецк
От редакции: по поводу экскурсий по бунинским местам обращайтесь в бюро путешествий и экскурсий (399740 Елец, ул. Мира, 121).
Журнал Турист № 3(267) март 1988