Возвращение «Атлантиды»

…Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей… Н. Рубцов

Долгие годы казался необъяснимым тот факт, что одними из первых среди интеллигенции — раньше инженеров (процесс Промпартии), писателей, военных, партийцев, а позже и генетиков, врачей — попали в валки страшной машины репрессий краеведы. На рубеже 20-х и 30-х годов сугубо мирные люди, «хранители памяти», подверглись гонениям, арестам, ссылкам. За что же карали!.. Ошибка!.. Недоразумение!..

Нет, сегодня, когда мы стали глубже анализировать прошлое, освобождаясь от стереотипов, видна закономерность случившегося.
…Его письма, хранившие, казалось, морозный запах северных лесов, она распечатывала дрожащими руками. По многу раз вчитывалась в неровные строки, стараясь проникнуть в то настроение, которое владело им в ледяном бараке… В письмах не было жалоб на голод, холод, не было описаний ужасов произвола, когда конвойный становится владетелем живота и смерти арестанта. Но в каждом письме билось какое-то исступленное недоумение и мучительно повторялся один-единственный вопрос: «За что?»
Так вспоминала о годах ссылки своего мужа, историка и краеведа Василия Ивановича Смирнова, его жена, Лидия Сергеевна Китицына. «За что?..» — она и сама не могла ответить тогда на этот вопрос.

Известно, что первое послеоктябрьское десятилетие было временем расцвета краеведения в нашей стране. В покинутых дворцах аристократов открывались народные музеи. Люди, озабоченные сохранением культурных ценностей, собирали в разграбленных усадьбах предметы старины, спасали редкие книги, коллекции произведений искусства, сберегали архивы. Советская власть поддерживала энтузиастов, объявив культурное наследие всенародным достоянием. В мае 1918 года при Наркомпросе был создан Отдел по делам музеев и охраны памятников. В том же году издан декрет, подписанный Лениным, об архивах. Возникают краеведческие музеи в провинциальных городах.

В подмосковном Дмитрове и Переславле-Залесском усилиями Михаила Николаевича Тихомирова, будущего академика, и историка-самоучки Михаила Ивановича Смирнова (брата Василия Ивановича) были созданы прекрасные музеи с богатыми коллекциями. В Переславле-Залесском кроме музея М. И. Смирнов собрал еще и крупную библиотеку, уездный архив, организовал научно-краеведческое общество, выпустившее за время существования около 20 томов трудов.

Образцовой для провинциальных музеев была признана работа «Шадринского научного хранилища» — детища уральского краеведа Владимира Павловича Бирюкова. Здесь, в заштатном Шадринске, при музее были созданы библиотека, художественная галерея и местный архив.

В Саратове в голодном 21-м году этнограф и фольклорист Борис Матвеевич Соколов, сам истощенный и больной, собирал экспонаты уникального музея голода. В музее было «все, начиная от газетных статей и плакатов и кончая теми суррогатами, которые вместо хлеба употребляются населением».

На Украине, в Днепропетровске будущий известный исследователь Запорожской Сечи Дмитрий Иванович Яворницкий создает музей, который в 1926 году посетил Луначарский и оставил восторженную запись.

В Якутии краеведы изучают историю политической ссылки, собирают воспоминания бывших политкаторжан. В каждом городе и селе разыскивают участников революционных событий, гражданской войны и записывают их рассказы, собирают реликвии тех огненных лет.

В 1922 году в Москве появилось Общество изучения русской усадьбы (ОИРУ) во главе с В. В. Згурой и А. Н. Гречем. Члены ОИРУ обследовали усадьбы в Подмосковье, в Тульской, Рязанской и Вологодской губерниях. Их интересовала архитектура усадебных зданий, сады и парки, живопись и скульптура. Добираясь до самых отдаленных мест, члены картографической комиссии общества делали обмеры, зарисовки, фотофиксацию, собирали архивные и печатные материалы. Позже ОИРУ организовало серию пешеходных, трамвайных, железнодорожных и даже речных экскурсионных маршрутов, которые пользовались большой популярностью.

Всюду краеведческие музеи и общества были центром культурной жизни. Наряду с представителями старой земской интеллигенции в краеведческое движение пришла молодежь — рабочие и крестьяне. К концу 20-х годов только организованных членов краеведческих обществ насчитывалось около 100 000 человек. Кроме истории они изучали и природу своего края, традиционные промыслы и ремесла, культуру ведения сельского хозяйства. По сути, краеведческое движение стало одним из путей приобщения трудящихся к знаниям.

Казалось, так будет всегда. Ничто не предвещало беды. Но надвигался год «великого перелома» — 1929-й. Над краеведами сгущались тучи.

Почему же мирная фигура краеведа привлекла одну из первых молний из диктаторских туч?

Вот что сказал об этом известный историк, энтузиаст краеведения в наши дни Сигурд Оттович Шмидт (его статьей открывался альманах «Памятники Отечества» № 1 за 1989 г., целиком посвященный историческому краеведению):

— Идеи сохранения преемственности и развития своеобразных черт культуры, пронизывавшие краеведческое движение, вошли в противоречие с унификацией общественной жизни и тотальным отходом от прошлого, провозглашенными тогдашним политическим руководством.

Окрепшая за период НЭПа власть начинала наступление по всему фронту борьбы с «проклятым прошлым», прежде всего в идеологии. Страна вступала в «реконструктивный» период, начиналось построение основ сталинского социализма в городе и деревне…

И вот тут фигура человека, отстаивающего своеобразие каждого края, пекущегося о старине, об усадьбах, храмах и монастырях (закрытых, но продолжавших стоять на своих местах, олицетворяя бывшую «поповскую» Россию), оказалась как бы на юру, стала восприниматься враждебной. Вызывало/подозрение и непролетарское происхождение некоторых краеведов. (В Дмитровском музее, например, работали две дочери князя Шаховского.)

В печати появились статьи, требующие выправления «классовой» позиции в краеведении, изгнания «поповских, архивно-дворянских и земских элементов» из музейного дела.

В чем только ни обвиняли краеведов! Вплоть до шпионажа. «…Они (буржуазно-академические краеведы) изучают и опубликовывают подробные описания пограничных с Польшей районов… Изучение велось именно там, где оно нужнее всего было интервентам, в районах крупных железнодорожных узлов», — писал один из бдительных «краеведов-марксистов».
В 1930 году закрывают Отдел по делам музеев и охраны памятников при Наркомпросе, которым прежде руководила Н. И. Троцкая. Это ли не явное гнездо троцкистов! Начались чистки в музеях. Участь краеведов оказалась печальной: многие были изгнаны с работы, арестованы, сосланы.

Этапы, пересыльные тюрьмы, трудные дороги… Словно бурей разметало ученых, историков и собирателей по глухим окраинам страны. М. И. Смирнов попал в Западную Сибирь. Его брат В. И. Смирнов по этапу шел через Вологду в Архангельск (им оставлены дневники о вынесенных мучениях, ждущие опубликования). Костромской краевед Казаринов — заключенный лагеря ОГПУ на Соловках. (Кстати, и здесь он обследует Северо-Восточную часть Соловецкого монастыря и остров Анзерский, участвует в работе Соловецкого общества краеведения.)

Многие музеи в эти годы были закрыты. Гибли коллекции, с трудом собранные подвижниками в годы разрухи и голода.
Интересно отметить взаимосвязь между идеей, овладевшей умами людей, и материальным миром: победила идея всеобщего обновления, и тысячелетняя Россия, с ее усадьбами и храмами, ее песнями и народными традициями, канула в Лету. Опустилась, как Атлантида под воду… И порой даже не в переносном, а в буквальном смысле: тысячи деревень, храмов, усадеб были затоплены водами новых, рукотворных морей!

«А кто мать забывает, того бог карает», — говорил Тарас Шевченко. Ох, и страшной оказалась эта кара!

Вряд ли кто предполагал, что разрыв с прошлым, прелюдией которого и стали гонения на краеведов, приведет к столь разрушительным последствиям. Вплоть до полной деградации личности и одичания людей, до появления орав юных вандалов, утративших связь с духовным развитием народа, на улицах современных городов. Поистине человек без памяти — не человек.

…Словно бы сквозь пелену тумана вглядываемся мы теперь в прошлое, узнавая там «родное и близкое». Люди не хотят больше быть Иванами, родства не помнящими. И не случаен вновь возросший интерес к краеведению, обращение к корням своим.
Очагами краеведческой работы стали местные отделения ВООП, ВООПИиК, Географического общества СССР. Здесь и в прежние годы теплился, не угасал огонек интереса к изучению родного края.

Советский фонд культуры с самого начала своей деятельности разработал программу «Краеведение». Хорошим подспорьем в работе современным исследователям может послужить опыт их предшественников, подвижников «золотого десятилетия» — 20-х годов. В их трудах можно почерпнуть сведения о природе и о прошлом родного города или села, перенять приемы краеведческой работы.

Краеведам открывается большое поле деятельности. Все меньше остается очевидцев событий революции и гражданской войны, участников коллективизации и индустриализации, людей, невинно пострадавших в годы репрессий, ветеранов Великой Отечественной войны. Их воспоминания надо успеть записать, собрать фотографии и реликвии далеких лет, которые хранятся в семейных архивах. Надо изучать не затронутые еще промышленным вторжением участки природы и ландшафты своего края, беречь от загрязнения реки и речушки, обследовать сохранившиеся памятники архитектуры.

Большую помощь в деле изучения своего края могут оказать и туристы. Кто, как не они, лучше знают все достопримечательности в округе! Почему бы не пройти с фотоаппаратом и кинокамерой по маршрутам старых путеводителей — что, где, в каком состоянии находится ныне из описанных в прошлые годы объектов? Заманчиво составить карту природных и исторических памятников. А еще лучше самим поработать на восстановлении исторических зданий, поучаствовать в экологических субботниках. Все это — дело настоящих туристов-краеведов. И снова прослеживается взаимосвязь: победила в умах людей идея возвращения к корням — и вот уже поднимаются из руин архитектурные памятники, мы вспоминаем старые песни, обряды, праздники. Словом, Атлантида возвращается…

А. БЫКОВ

Журнал «Турист» № 3(291) 1990 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области