Повесть 1.
— Что за черт… деньги пропали…
Эти слова были сказаны к концу первого дня похода, а если быть более точным, то в 21 час 14 минут: Чухлов по привычке глянул на свои «командирские». И еще он отметил мысленно, что скоро они не найдутся. Почему так подумалось? Да неизвестно. Подумалось, и все, хоть и не знал он, о каких деньгах идет речь. Больно уж испуганным лицо было у Саранцева: «…деньги пропали…» Так сказать эти два слова — значит, сказать многое.
Насколько захватили его эти слова, можно было судить по тому, что и про себя он подумал почти ими же: «Что за черт, отпуск насмарку».
Он сразу понял, что предстоит обычная для него работа: розыск. Мгновенно понял, еще не войдя в курс дела.
А Женя Саранцев, растерянный, стоял над своим «Ермаком» — здоровенным рюкзачиной, из которого только что достал красный японский спальный мешок. Он все еще держал руку в его единственном кармашке на изящной белой «молнии», и было ясно, что, кроме его руки, там ничего нет.
— А я помню, что… закрывал его. Точно помню.
Темнело. После девятичасового перехода с небольшим привалом на обед все выглядели утомленными и хотели одного: быстрее поужинать и лечь спать. Бийчанин инструктор Митя Сорокин оттолкнул от себя рюкзак и сплюнул, Вадик Шуйский, друг Саранцева и тоже, как и он, ленинградец, вздохнул и протянул: «Дела-а-а…», Оля Караваева из Новосибирска (она-то, тоже будучи инструктором, н вела группу) спросила:
— Сколько было?
— Семьсот, кажется, — ответил вместо Саранцева Шуйский и добавил зачем-то, — рублей.
Сергей Новоселов, как и Сорокин — бийчанин, устало навалился на дерево и присвистнул. Затем быстро посмотрел на длинного худого Калныньша, который, замерев на какие-то секунды, продолжал возиться с рюкзаком. Он нес одну из палаток и сейчас, раскатав ее по траве, расправлял дно.
Чухлов проследил взгляд Новоселова, но тотчас отвернулся и еще раз оглядел остальных.
Была та минута, когда никто еще ничего не понимал, когда еще не было осознано, что фраза, сказанная одним из членов группы, отодвинет долгожданный сон и вообще изменит тот настрой, с каким семь человек, как говорят — «самодельщиков», отправились по старому, закрытому уже маршруту, носившему когда-то номер 417, посмотреть удивительные Шавлинские озера. Несмотря на возникшую уже тревогу, каждый еще невольно думал, что все обойдется, что кто-то пошутит в ответ на сказанное, и группа займется палатками, разожжет костер и сварит кашу с тушенкой и компот, а потом придет наивысшее наслаждение — сон уставших людей, сон для того, чтобы прошагать к цели еще один день.
Единственный, кто если не с первого, то хотя бы со второго мгновения сумел оценить ситуацию, был Чухлов. И это ему сразу пришло в голову. Он, хотя и опытный уже турист, был еще минуту назад всего лишь туристом и чувствовал законное превосходство над собой двух инструкторов — Сорокина и Караваевой. Это превосходство нисколько не ущемляло его самолюбия, напротив — присутствие людей, снимавших с него и с других таких же, как он, ответственность за группу в целом, давало возможность чувствовать себя свободнее и больше внимания уделять окружающим горам и лесу, через который они пробирались.
Сейчас же он понял, что беззаботная жизнь кончилась, и случившееся должно лечь, прежде всего, на его плечи, ибо если инструкторы «в миру» были школьными учителями физкультуры, если Новоселов работал шофером городского автобуса, Шуйский был аспирантом-филологом, а Калныньш, кажется, инженером на ВЭФе, то он, Чухлов, выходило, был с происшедшим в самых близких, можно сказать, родственных, отношениях. Он понимал, что, если деньги не найдутся в ближайшее время, налицо будет кража, то есть уголовное преступление, какими ему на заре милицейской его карьеры заниматься приходилось немало. Поэтому в нем тотчас проснулся дремавший три недели профессионал, и, если остальные пока еще лишь приходили в себя, Чухлов уже наблюдал, накапливал информацию и думал о том, что можно предпринять.
— А откуда у тебя такие деньги? — спросила Караваева. — И зачем они в горах?
— Мне дали дома, чтобы привез козьего пуха. — Саранцев смутился, поняв, что предстал перед всеми в роли какого-то закупщика.
— Но не в этом дело. Деньги были еще сегодня утром. Я все время держал их в спальнике. Не то, чтобы боялся, просто считал, что так надежней… Пятнадцать полусотенных и десятка. Нарочно еще поменял, чтобы места меньше занимали, хотел на обратном пути и закупить все разом…
— Выпасть они не могли?
— Исключено. Спальник, хоть и лежал на самом верху, был свернут. И потом — у рюкзака же клапан. Я его всегда застегивал. — Растерянность Саранцева была очевидна. Он чувствовал себя неловко потому, что могли подумать, будто он кого-то подозревает. Поэтому, видимо, предположил: — Хотя, может, и выпали… — И все же не удержался и, как бы отрицая только что сказанное, добавил: — Но я просто ума не приложу: как?! Как?!
Это невольное подозрение в воровстве теперь передалось всем, и только с ним каждый понял, что случилось происшествие и что очень многое от него изменится, даже, пожалуй, уже изменялось — ведь один из них был вором.
— Стоп! Стоп! — хлопнул в ладоши Сорокин. Он часто так делал, обращаясь к группе еще там, на 75-м маршруте, который называли «алтайской кругосветкой». — Стоп! Не вешать носы! Давайте разберемся. Итак, что случилось? Пропали деньги. Вы слышите: про-па-ли! Никто не брал, я правильно понял? — Он осмотрелся ровно настолько, насколько это можно было сделать в сгущающихся сумерках, и сам себе ответил: — Я правильно понял. Значит? Значит, они потеряны. Женя, надо спуститься и осмотреть ту поляну, где мы хотели ночевать. Ты вытряхивал там рюкзак?
— Нет, только расстегнул.
— То есть опять-таки выпасть они не могли? Ты в этом уверен?
— Конечно. — Саранцев пожал плечами и уже тверже добавил: — Конечно, не могли. Уверен.
— Отлично. Круг сужается. Тогда давайте выясним, когда и при каких обстоятельствах ты видел их в последний раз. Только чтобы все было точно.
— Часов в десять, в машине. Я полез за печеньем… Оля должна помнить — это она попросила печенья.
— Да, мы потом еще часа полтора ехали до Чибита, — смущенно кивнула Караваева. — В десять это и было.
— Я полез за печеньем, — продолжал Саранцев, — поэтому вынул спальник; достал пачку и, прежде чем положить спальник на место, развернул, проверил на всякий случай карман, а потом снова плотно скатал.
— Как? Как ты проверил карман? — всполошился Сорокин. — На ощупь? Оля, ты видела деньги?
— Н-нет.
— Действительно, я никому их не показывал. Но я их достал и тут же сунул на место и застегнул рюкзак. Я это отлично помню.
— А после этого давал кому-нибудь свой рюкзак?
Саранцев выдавил усмешку:
— Нет. Ни до этого, ни после этого. У каждого свой есть.
— Тогда спускаемся и ищем. Наверняка деньги выпали, — просто решил Сорокин. — Ольга с Сергеем остаются, ставят палатки и разводят костер, остальные — за мной.
— А кто последним ушел с той площадки? — неожиданно для всех спросил Чухлов.
(Продолжение следует)
Журнал «Турист» № 9 (273) сентябрь 1988 г.
