Лев ПРЫГУНОВ, заслуженный артист РСФСР
Смогут ли наши внуки и правнуки увидеть живую лошадь? Корову? Гусей, уток? Не в зоопарке, не на конвейере суперфермы, а в простой деревне, во дворе, в полях, живом пруду? В глубинке русская деревня за последние годы изменилась вроде бы мало, а вот города, пригороды, небольшие городки меняются с такой фантастической быстротой, что утвердительный ответ давать рискованно — могут и не увидеть. Во всяком случае, диких животных — куропаток, фазанов, тетеревов, косуль, кабанов, лисиц, зайцев — определенно нет.
Лично мне повезло, и я с гордостью смогу рассказывать своим внукам не только о встречах с коровами и быками, но и с такими экзотическими животными, как дрофы, стрепеты, улары, пеликаны, маралы, глухари, волки и полярные совы. И за мои сорок с лишним лет произошли такие громадные изменения, что становится страшно, даже порой не верится — было ли все это? Уж не приснилось ли? Но нет — перебираю фотографии, записи, встречаюсь с друзьями, вспоминаю…
Сейчас здание цирка в Алма-Ате находится почти в самом центре города, а в 1950 году на этом самом месте одни знакомый охотник на моих глазах убил фазана. Но в этих же местах водились тогда и кеклики, и перепела, а зимой в Ботанический сад с гор спускались волки и лисы — мы с другом не раз натыкались на их следы.
Стрелять меня научил мой отец в самые первые дни после возвращения с фронта, когда я еще не ходил в школу, а через короткое время я спокойно «бухал» из двустволки двенадцатого калибра. Отец мой был талантливым биологом, прекрасным таксидермистом и, пройдя всю войну и истосковавшись по любимому делу, работал как одержимый. В 1949 году в одной из экспедиций он разбился в горах, выслеживая редкую, еще тогда не описанную «синюю птицу» — лилового дрозда. В 10 лет я остался без отца, но его два ружья я по праву считал своими и время от времени со старшими товарищами выходил с ними на охоту.
Охота в то время была «дикой»: стреляли в кого хотели, когда хотели и кто хотел. Никакой охотоинспекции, почти никаких ограничений, а наличие охотничьего билета казалось ненужной и лишней роскошью — за все время моей охотничьей жизни я не встретил ни одного инспектора. Но вот что замечательно — в каждом охотничьем билете тех лет было написано черным по белому: «Охотник! Убей хищника!» И каждый охотник старательно исполнял священную заповедь, данную ему государством, — при всяком удобном случае «бил» сокола, ястреба, коршуна, орла, сову, филина, не говоря уж о классических хищниках — лисице, шакале, волке. «Это было либо немыслимой глупостью, либо заведомым вредительством», — говорит Икар Бородихин, старший орнитолог Алма-Атинского зоопарка, с которым я в детстве и юности облазил почти весь горный хребет Заилийского Ала-Тау.
Часть своего детства я провел в Западной Сибири, в деревне, каждое лето меня брал к себе мой брат — фронтовик, орденоносец, заядлый рыбак и охотник и мой главный учитель в охотничьей и туристской жизни. Все лето и часть осени мы проводили на реке Исети — ловили рыбу, охотились, когда открывался сезон, и какое же это было изобилие! И дичи, и рыбы, и воды, и воздуха, и, главное, несказанной красоты и простора!
И вот в конце семидесятых годов я в Тюмени, мы с братом садимся в машину и едем на берега И сети — места, рельеф вроде бы знакомы, но… В Исети рыбы нет, вода загрязнена чудовищно, преступно (в далекие, блаженные времена уху и чай мы готовили из чистейшей исетской воды), дичи никакой нет, леса и пролески словно вымерли (местные охотники ездят на охоту за триста километров, а всего 30 лет назад утки, рябчики и тетерева встречались в полутора-двух километрах от нашего совхоза «Коммунар»). Что это?! Какие невероятные катаклизмы произошли за эти тридцать лет? Сдвиг земной оси? Оледенение? Эпидемии чумы, холеры? Вражье нашествие? Увы, это всего лишь результаты наших с вами «доблестных» дел. И тут уж без сравнений не обойдешься.
Недавно я был гостем фестиваля трудящихся в Чехословакии. За 21 день объехал 19 городов, и свои 3 600 километров я проехал на замечательной «Татре», и — хоть верьте, хоть не верьте — никогда за свою жизнь я не видел столько диких животных, сколько за эту сказочную поездку! Фазаны, зайцы так и лезли на дорогу, то тут, то там показывались косули, кабаны, олени — и все это, оказывается, норма для Чехословакии.
Тут, правда, надо сказать еще вот о чем: охота для чехов (как и для немцев, швейцарцев, французов, англичан н других европейских народов) давным-давно превратилась в красочное театрализованное действо, где участников может быть больше сотни: яркие костюмы, шляпы с перьями — роли выучены, реквизит разобран, мизансцены отрепетированы — взмах дирижерской палочки — трубный звук рожков — и начался первый акт. Убивают только тех животных, которые давно отобраны егерями. Здесь не может быть того безумия кровожадной, слепой бойни, до которого доходят мерзавцы-браконьеры, стреляя с газиков сайгаков в казахстанских степях. Второй акт самый красивый и, пожалуй, самый главный: собирают убитых животных, раскладывают их в ряд, разводят костры, приступают к дружескому пиру. Но пируют они по-другому — весело, не перебирая, с обязательным хоровым пением, а уж песен чехи да немцы знают сотни.
Но — ничего не поделаешь — «культуризация» нашему брату не по нраву, да и отношение к охоте варварское — на уровне пещерного века: добыть! Может быть, в самом деле — появись в наших магазинах колбаса в стольких же видах и качествах, как в ГДР да Чехословакии, так и браконьерствовать перестанут? А не наоборот ли?! Не оттого ли нет в достатке колбасы, что в ряде сфер, относящихся к обслуживанию человека, к облегчению его существования, будь то торговля или общепит, гостиницы или такси, много стало браконьеров?!
И тут наконец-то мы подходим к нашей главной теме — туризму. Отчего сейчас многие с тоской оглядываются назад и с восторгом вспоминают времена, когда возможен был свободный, независимый, «дикий» туризм — без порой непрофессиональных инструкторов, без не всегда благоустроенных турбаз, без инструкций, приказов, бумаг, цифр, отчетов? В годы моего детства и юности жить без гор мы просто не могли, и каково же было мое недоумение и даже возмущение, когда однажды, лет десять назад, меня не пустили в мое «родное» Большое Алма-Атинское ущелье! Оно было закрыто шлагбаумом, стояла милицейская машина, и никакие уговоры не помогали. Как же так! Ведь когда-то во всем этом ущелье был один только чабан, и мы чувствовали себя первооткрывателями!
Сейчас я прекрасно понимаю — времена «дикого» туризма проходят, и охранные меры просто необходимы в определенные пожаро-селе-лавинные и другие опасные моменты. Но кроме этого, сколько еще гибели и разрухи оставляют после себя лжетуристы и псевдоохотники — невежественные, жадные, нецивилизованные. И не обязательно по злостному умыслу, а просто так, от варварского, низменного, потребительского отношения к природе и всему живому. Именно из-за них любой работник любого заповедника, чуть услышав слово «турист», приходит в негодование и категорически отвергает всякую возможность легального появления туристов на его территории.
И опять воспоминания: заповедник Высоких Татр, почти ручные олени, маралы, кабаны, зайцы; прекрасные зеленые массивы, леса, дикие скальные обрывы и… великолепные гостиницы, туристские и спортивные комплексы, плавательные бассейны, лыжные трассы, трамплины, тысячи «организованных» туристов! «Как?! И ни браконьеров,— спрашиваю у директора заповедника,— ни хулиганов, ни пожаров, ни загрязнения природы?» «Ни в коем случае! — отвечает он. — Я разрешил строить этот комплекс только тогда, когда строители обязались сохранить каждый кустик, каждый квадратный метр дерна!» Еще справка: директор заповедника в Чехословакии — большой начальник — он не подчиняется местной власти и является полным хозяином своей территории. От этого ответственность и твердость. «Однажды к нам приехал очень высокий гость, — рассказывал директор, — и начальство потребовало «большой охоты». Но тогда не было ни одного отобранного зверя — и гость, и начальство уехало, не сделав ни одного выстрела». «И вы уцелели?» — спрашиваю. «Как видите».
Ни для кого не секрет, что в недавнем прошлом в наших заповедниках главными браконьерами являлись самые большие местные начальники и их гости «сверху». Мои друзья детства одно время работали в Алма-Атинском «родовом» охотзаказнике и были свидетелями больших безобразий. Я бывал и в других заповедниках, и везде одно и то же: попробуй директор или другой честный сотрудник заикнуться — и тут же его заменят более сговорчивым. Неужели до сих пор не могут прийти к тому, чтобы заповедники подчинялись только центру, чтобы власть настоящих подвижников, бдительно охраняющих природу, была полной? И не лучше ли вместо браконьерствующих начальников пустить в заповедники наших «культурно» организованных туристов? Лично я вообще против всякой охоты в нашей стране, во всяком случае, до тех пор, пока наши охотники не дойдут до ритуального уровня охоты, да и убивать беззащитных животных в наше хищное время, когда они чудом выжили от наступления цивилизации, пестицидов, бескультурья и мародерства, — на мой взгляд, преступление.
Но вернемся к нашим туристам. Конечно же многие из них мечтают попасть в самые глухие и нетронутые места, нашей страны, тянет их и в заповедники — и тут одно из возможных решений подсказали мне друзья детства — Марат Бикбулатов (ныне главный охотоинспектор) и Владимир Зверев (директор Алма-Атинского охотозаказника): «Вот если бы туристы вызвались помогать нам бороться с браконьерами (которыми, увы, частенько становятся сами туристы) — мы просто задыхаемся от нехватки людей и средств».
Что ж, идея прекрасная — чтобы каждый турист, ступив на заповедную или глухую, далекую от надзора землю, сам становился бы ответственнейшим инспектором и стражем природы — что может быть лучше?! Надо только найти удобную и устраивающую всех форму такого сотрудничества, и тогда с помощью туристов можно строить и смотровые площадки, н разрабатывать маршруты для небольших групп (в таком случае даже сохраняется иллюзия «дикого» туризма), и главное, культура наших взаимоотношений с природой несомненно повысится. Этот опыт можно перенять у наших друзей в соцстранах.
Не мешало бы повысить еще и природоведческие знания. Что греха таить, основная туристская масса пока еще «темная». И, прежде всего, каждый турист обязан знать «Красную книгу» и степень ранимости всех редких животных и растений. Генетический код у животных меняется во много раз медленнее, чем происходят изменения окружающего их мира, и это особенно должен помнить каждый человек. К примеру: почти все соколы бросают свои гнезда, если рядом с ними какой-нибудь турист разожжет костер или разобьет палатку. Точно так же уязвимы и розовый пеликан, и дрофа, и стрепет, и многие другие животные и птицы. Турист — не турист, если он не принесет домой букетик эдельвейсов или не срежет самшитовую трость, а ведь это давно уже редкие, исчезающие виды.
Наша земля похожа на больной организм, зараженный бациллами и вирусами — браконьерами всех сортов, и этому еще пока живому «существу» сейчас крайне необходима помощь в борьбе со страшной инфекцией. Образно говоря, нужны имунные клетки, клетки-бойцы. Я призываю всех туристов, всех читателей встать в ряды защитников и помощников нашей планеты, нашей природы, здоровья и счастья наших детей, внуков и правнуков! Да и в самом деле — насколько прекраснее ощущать себя Человеком, а не прожорливой раковой клеткой, убивающей все живое!
Журнал «Турист» № 12(276) декабрь 1988
