Еще никто не снимал художественного фильма «в стенах» Гималаев, на семитысячной высоте над уровнем моря. Первыми стали кинематографисты Чехословакии.
Уже заранее гималайские экстерьеры предвещали много интересного. Авторы фильма Йозеф Раконцай и Золтан Демьян давно дружат с теми, кто покорил Эверест, Лхоцзе, Чогори. Это лучшие режиссеры мира, снявшие документальные фильмы о Гималаях.
Для главной роли был утвержден артист Пражского национального театра Борживой Навратил. Он знаком зрителям исполнением роли доктора Маковицкого в фильме С. Герасимова «Лев Толстой», знаком как актер мужественный, умеющий философски осмыслить роль.
Фильм требовал незаурядной смелости всей съемочной группы. Существовала опасность большой высоты над уровнем моря, трескучих морозов, к которым «не привыкла» техника, и, естественно, имел место недостаток опыта организации съемок в таких экстремальных условиях. Неудивительно, что всех, кто улетел в Непал, все это тревожило.
Как ни печально сознавать, но коварные горы обошлись с Боржевом Навратилом круто и несправедливо.
Когда я посетил его после возвращения со съемок, он лежал в больнице. Скучал и думал о том, когда же окончательно выздоровеет. Врачи говорят, что, возможно, уже никогда…
Однако меня удивило то, с какой неожиданной теплотой он мне рассказывал о своей гималайской истории.
— В январе 1986 года во время съемок телевизионного фильма ко мне подскочил незнакомый молодой человек и сунул в руки какой-то сценарий. Друзья объяснили, что это был режиссер Ян Пирог. Меня мучило любопытство, и ночью я открыл записи, которые он мне дал. Сценарий назывался «Сагарматха». В переводе с непальского это означало название самой высокой горы в мире — «Мать земли». Я принялся за чтение: пятидесятилетний альпинист-ветеран, разведясь с женой, воспитывает своего сына.
Всю свою жизнь он мотался по горам, став известным альпинистом. И вот ему предоставляется возможность, может быть, в последний раз войти в экспедицию, которая намерена покорить Эверест (По-непальски — Сагарматха). В этой экспедиции он лицом к лицу сталкивается со своим сыном. Тот вырос, стал альпинистом. И с этой минуты начинается киноразговор о том, что такое поражение и что такое победа. Со слезами на глазах я закончил читать сценарий…
Это же обо мне, сказал я сам себе. Обо мне и моем сыне: только профессия другая, я — артист.
— Режиссер Пирог пригласил меня на главную роль, которая оказалась мне очень близка. По сей день я себя спрашиваю о том, почему же я принял это предложение. Очевидно, потому, что мне уже пятьдесят четыре года и я понемножку старею; хотел сам себе доказать, что у меня еще достаточно сил. И хотел в этом как можно быстрее удостовериться. Что касается альпинизма, то я о нем ничего не знал и всегда задавал вопрос: «Зачем туда эти сумасшедшие лезут?»
Но все это довольно скоро изменилось. Мы прошли ряд медицинских обследований (я, мои коллеги — Олдриж Кайзер, Мирен Владыка, Марек Тяпак и другие), которые воспринимали с юмором. Ежедневно бегали, плавали; вечером смотрели телевизор верхом на велосипеде, впустую крутили педали. Но для стареющего человека это, однако, тяжеловато. Однажды мы побывали на самых высоких наших горах — Татрах, — нас взяли туда на прогулку. Хорошая прогулка. Но это еще не все. Нас отправили тренироваться на Кавказ, где учили таким ужасам, как падение в ледяные трещины, и многому другому. Я думал, что это все мне кажется…
— Многие наши представления в один мартовский день начисто изменились, когда самолет, летевший спецрейсом, приземлился в аэропорту столицы Непала Катманду. Было нас 22 человека — кинематографисты, актеры, альпинисты. Двадцать третьей была непальская актриса Рай Шри, исполнительница единственной женской роли в фильме.
Съемки начались в прекрасных местах у буддийского храма Сваянбунтах с уходящей в небо золотой башней, откуда за нами следили большие миндалевидные глаза всевидящего Будды. Уже там начались наши проблемы: то для съемок нам были нужны вороны, то нам мешали обезьяны (одна из них, они свободно здесь разгуливают, украла у меня шляпу). Вороны и обезьяны в Непале — священные животные, и какое-либо вмешательство в их жизнь запрещено. Это часто приносило нам немало неудобств. (Непальцы верят, например, что вороны их перевоплощенные предки и если иностранец попробует обидеть хотя бы дедушку, то…)
Жители Непала — очень доброжелательные, упорные и трудолюбивые люди. Природа здесь сурова, а поэтому требуется много усилий, чтобы вырастить, например, хотя бы корзину картофеля. Если понаблюдать, как непальцы носят в корзинках землю на свои каменистые поля, как терпеливо сажают овощи, а дождь им все смывает, и они снова носят… то можно понять, что и в 20-м столетии борьба между человеком и природой не закончилась.
Непальцы — веселый народ. Мы наблюдали, как они отмечали свой национальный праздник весны — Голы. Повсюду друг в друга они бросают различные шарики, наполненные красками, так что в одной мгновение целая улица вместе с людьми становится золотисто-голубого-фиолетового-розового-зелено-коричневого цвета. И так как гигиена здесь не считается чем-то важным, то еще несколько дней местные жители ходят разрисованными. На улицах господствует особая суматоха, совершаются святые обряды по усопшим; бродят молодые люди, возбужденные крепким алкоголем «ракши»; тут же — индийские «святые мужи», разрисованные священные коровы; над головой каркают вороны; кто-то шепотом предлагает гашиш. А в гуще всего этого мелькают кинематографисты из Европы, стремящиеся незаметно снять жанровые картинки…
— Так начались приключения для нас всех. А для меня они начались уже тогда, когда мы на небольшом самолете приземлились в последнем аэропорту перед вершинами. Этот аэропорт носит название «Лукла» и скорее напоминает палубу корабля, перед тем как ему погрузиться в воду. И ежедневно летчики здесь проявляют героизм. В эту минуту я впервые увидел шести-, семи- и восьмитысячных великанов. С большим трудом я преодолел возбуждение: у меня было точно такое же ощущение, которое я испытывал, когда впервые увидел море.
Путь от «Луклы» до основного лагеря у подножия Эвереста хорошо тренированный турист может преодолеть за четыре дня.
Альпинисты проходят его за более короткое время. Специалисты предупреждали нас о смертельной опасности, таящейся в высокогорной болезни. Поэтому в целях акклиматизации мы это расстояние преодолели за 5 недель (по дороге снимали фильм). Мы были счастливы от ощущения, что можем перепрыгнуть через эти горы. Итак, мы поднялись на высоту 5 500 метров, в основной лагерь под ледопадом Кхумбу.
— Два дня и две ночи я провел среди одурманивающе прекрасной природы, в окружении снега и льда. Окрестные великаны смотрели на нас величественно, озаренные ослепительным солнцем, или угрожающе нахмуренные при ветреных ночах.
Когда я проснулся ночью, у меня было ощущение, что я задыхаюсь. Появилось тревожное и безотчетное ощущение страха и непреодолимой тесноты, чувство, что мне крайне необходимо вылезти из спального мешка. Казалось, палатка падала и душила меня. Я выскочил в морозную ночь, но просторы лагеря оказались для меня также очень тесными. Мне ужасно хотелось пробить горный щит… Потом я уже помню очень немногое. Две ночи я провел под кислородом, а потом кто-то скомандовал: «Немедленно вниз».
В течение трех минут товарищи меня собрали, и двое из спасателей, поочередно неся меня на спине, быстро спускались вниз по этим отвесным горам. На третий день мне ужасно хотелось умереть…
— За это время я многое передумал. В Гималаях человек особо склонен к размышлениям и философствованию. Потому что он — один, ночи длинные, на дороге двое не разойдутся… Всегда найдется достаточно времени, чтобы человек мог быть самим собой. Я полагаю, что это одна из причин, почему люди становятся альпинистами. Я познал три основных наркотика, называемых альпинизмом: радость преодоления страха, радость ощущения собственной силы и какое-то непреодолимое желание к одиночеству. И таким образом, к размышлениям.
В моем случае к одиночеству меня приблизило ужасное ощущение того, что я умираю. Итак, я задумался. О том, как мы живем. Что мы забываем о существовании таких качеств, как бескорыстность, доброжелательность, самопожертвование. Мы что-то делаем и думаем, что же за это будем иметь, оказываем людям услуги и задумываемся над тем, смогут ли они нам за это отплатить; в нашем мышлении потеряно доверие. Пристойность. Мы в Европе мало здороваемся — там меня это выводило из себя. Кого бы мы ни встретили в Непале — они повторяли единственное приветствие: «на-мастесей». В переводе это значит так: «Приветствуем все доброе в тебе». Я восхищаюсь этим и понимаю, они знают, что говорят.
И вот среди этих безрадостных мыслей и рассуждений о нашем образе жизни меня озарило чудо. Звучит абсурдно, но этим чудом оказалась бесславная дорога вниз — это было самым прекрасным впечатлением. То есть я начал понимать, что абсолютно незнакомые и чужие люди передавали меня с рук на руки, чтобы спасти мою жизнь.
— Спасатели отнесли меня в поселок Перих, где ко всем остальным моим несчастьям присоединился приступ больного желудка. Напуганный доктор Буковчан, сопровождавший меня, выяснил, что в спешке мои товарищи не дали мне специальные лекарства, которые я вожу с собой. Я не мог двигаться, не мог есть; в весе потерял двадцать килограмм.
В каждом проспекте о Перихе можно прочесть, что в 1975 году здесь открылась больница на 5 коек со специальным оборудованием, где люди, страдающие высокогорной болезнью, легко приходят в себя. Мы отправились в «больницу». Нас приветствовал ее директор (и единственный работник) молодой австралийский врач. Предложил чай и объяснил, что это волшебное оборудование уже полтора года не работает. Кроме всего, у него нет дров, чтобы затопить печь, и вообще будет лучше воспользоваться услугами местного ночлега для альпинистов.
Кое-как я доплелся до следующего дома. И только присутствие доктора Буковчана оказывало на меня какое-то лечебное действие. Когда уже стало похоже на то, что в ночлеге мы останемся навеки, появился пьяный шерп и с ним три яка. Я не выяснил, кто их тогда прислал, но они пришли сюда за нами. Первый нес меня, второй наш багаж и третий сено для всех трех яков. У яка не было ни седла, ни вожжей, ни стремени — только какой-то ящичек, на котором я должен был сидеть десять часов ежедневно (дома в Праге у меня на определенном месте долго оставался сплошной синяк). Когда спускались вниз, то я держал яка за хвост…
Потом меня «пересели» на кобылу с нежным прозвищем «Дома», которая «отнесла» меня в «Луклу». Аэропорт в виде тонущего корабля один раз в неделю направляет в Катманду двадцатипятиместный самолет. У аэропорта около 200 ожидающих… Однако выяснилось, что обо мне здесь знают и даже один из непальских друзей уже два дня пытается отвоевать для меня билет. В Катманду перед отлетом в Дели повторилось то же самое.
Я вспомнил пьесу Осборна «Комик», где говорится: «Хорошенько обращай внимание на людей, когда поднимаешься наверх. Ведь никогда не знаешь, будут ли они тебе нужны, когда будешь спускаться, или нет». Эту метафору я в Гималаях осознал. Каждое ее слово, каждую букву. Мне помогли люди, с которыми наша экспедиция познакомилась по дороге в основной лагерь.
Это было все в то время, когда мои коллеги по актерскому ремеслу Кайзер, Тяпак, Владыка трудились в «стенах» Эвереста перед камерой, которую держал в руках наш оператор, работающий на высотах, — один из самых лучших альпинистов мира, покоритель Эвереста Золтан Демьян. Они достигли высоты более 7 500 м. Я не знаю, является ли она актерским мировым рекордом, но я восхищаюсь своими коллегами.
Все это было в то время, когда другая чехословацкая альпинистская экспедиция, расположенная в лагере рядом с нами, с ужасом проигрывала борьбу с Богиней — «Матерью земли» за ее вершину. В том году на Эвересте была очень плохая погода. Но я, однако, знаю об этом только из рассказов, сам этого уже не пережил.
— Фильм «Сагарматха» завершен. В нем играет человек, который познал цену поражения. Думаю, что могу сыграть эту роль, так как все это пережил на своей собственной шкуре. Я уже вернул свои 20 килограммов, желудок успокаивается, но во мне произошло что-то неожиданное. Я физически ощущаю перемены и что мне думается совсем по-другому. Когда я начинаю с кем-то разговаривать, то на меня смотрят, как на сумасшедшего. Как будто иерархия ценностей у меня перепуталась. Хочу, чтобы на минутку жизнь остановилась, чтобы я правильно определился, чтобы мог понять — поступил я плохо или хорошо, чтобы лучше ощутил окружающих меня людей. Я иду навстречу заключительному этапу жизненной активности и должен более экономно работать со временем, не растрачивать его по мелочам, в делах, о которых заранее знаю, что они не имеют смысла.
Если частью поражения является то, что человек становится мудрее, то с удовольствием буду проигрывать.
Я постоянно думаю о тех безымянных непальских людях, которые мне помогли. Я хотел бы быть таким, как они. Чтобы через мою жизнь красной нитью прошла основная идея всех восточных философий: человек живет для того, чтобы творить добро.
Записал Петр Вушта
Журнал «Турист» № 5 май 1989 г.
