В этом месяце у него был бы юбилей. Не очень круглый, но вполне отличный. На две пятерки — 12 августа со дня рождения Олега Куваева исполнилось 55 лет. Но его среди нас нет. Он — в книгах своих, в памяти тех, кто его знал, в той витающей в некоем пространстве идее дальних дорог, которая не давала покоя Олегу и все будоражит родственные ему души.
Видимо, не имеет смысла в нашем журнале перечислять хотя бы основные рассказы, повести, романы Куваева — читателям «Туриста» они, конечно же, известны. Сейчас уместнее поговорить о Куваеве-человеке.
Я знал Олега. Не так близко, чтобы теперь выступать в роли его друга-приятеля, но знал. Познакомился с ним, когда Олег еще работал в геологических экспедициях летом 1964 года, в Магадане. Каким ветром меня и моих спутников (а среди них был и нынешний главный редактор журнала Борис Москвин) занесло туда, теперь неважно, скажу лишь, что по своей воле.
И добавлю: наши и Куваева интересы тогда пересеклись «на почве» поиска мифической Серебряной горы, которая была, якобы, где-то на Чукотке. На этой-то почве мы и встречались пару раз с Олегом, бывали в его холостяцкой квартире, украшенной атрибутами северной походной жизни — ружьями на стене над скромным ложем, шкурой белого медведя на полу.
Вскоре пути наши неожиданно еще раз схлестнулись. Уже на севере, в низовье Колымы. Летали даже с ним на «аннушке», с поплавками вместо колес (воды всякой — озер, речек — там больше, чем суши), по одному нужному для Олега геологическому делу на запад от Колымы, в сторону Алазеи.
Уже много позже встречались в Москве, в редакции журнала «Вокруг света». Бывал Олег и у меня дома — я ему показывал свою надувную байдарку. В ту пору он замышлял одно могучее путешествие. Где-то на Севере, конечно, но где именно — определенно не говорил.
Вот и все мое знакомство с Куваевым.
Но, не встречаясь с Олегом, я думал о нем и следил за его литературной судьбой. Ждал его новых рассказов, первого романа, о котором он однажды обмолвился, когда этот роман «Территория», как теперь мы знаем из комментариев к вышедшему в конце прошлого года двухтомнику, был в очередной раз им переписан и уже готовился к публикации.
Меня и тогда не покидало ощущение, что Олег Куваев — это нечто значительное в том жанре литературы (романтическо-приключенческом, что ли), который так близок многим. Какая же это величина и какое это явление, понял лишь позже, прочитав и перечитав почти все, что им было написано.
Сейчас, когда известно, что Олег уже не поморщится, читая воспоминания о себе, на него можно навесить целую гирлянду высокопарных характеристик — и «последний романтик» и «поэт Чукотки», и «лучший писатель среди геологов», и даже «наш советский Джек Лондон» (последняя уж очень напрашивается из-за цепочки аналогий: общей сочности и мужественности характеров героев, основной тематики, связанной с Севером, с северным золотом, даже из-за сходства их биографий — оба закончили свой бег по жизни у столба с отметкой «40»).
Но делать это, конечно, не нужно, потому что все обозначенные выше характеристики хотя отчасти и верны, но неполны и поэтому ошибочны по существу. Олег — просто единственный Олег Куваев. И чтобы понять, как это много, надо читать и читать его рассказы, повести, романы, статьи, письма.
Я уверен, что с годами интерес к Куваеву, тяга к нему будут расти.
В творчестве своем Олег разный, но всегда узнаваемый. Да, он романтик. Но обстоятельный и ироничный, в особенности в отношении к себе самому. В этом, видно, проступает его вятское мироощущение, про которое он писал: «Я родился в Костроме, но считаю себя вятичем, ибо все время, вплоть до института, жил в Кировской области…» (Помните эту народную байку: «Мы вятские — люди хватские, семеро одного не боимся…»)
Впрочем, к расхожему понятию «романтика» Олег и не мог относиться с дилетантским пафосом — ведь она была для него не хобби на время очередного отпуска и не подогретой молодежной прессой поездкой «за туманом и за запахом тайги», а ежедневным и многолетним профессиональным занятием. Трудной и опасной работой с неустроенным бытом, с занудным вытьем — вьюги зимой и комаров летом, с многодневным ожиданием вертолета в тундре и со многими другими видами проверок на тему «кто есть кто». По данной причине — и это надо признать — у Куваева порой проскакивали непочтительные реплики в адрес туристов, но в целом к этому племени непрофессиональных романтиков, особенно к тем, кто странствует по Северу, он относился уважительно (по нашим с ним отношениям сужу), именуя его, это племя, в сравнении с геологами, «гораздо большей частью человечества».
Обстоятельность, даже капитальность Олега, были видны во всем. В жизни — в несуетной манере держаться, во взвешенности слов и поступков. В основном деле, в его книгах — в той глубокой подготовке, которая сопровождала каждое проникновение в новую для него область знаний. Некоторые его повести и очерки, если бы они не были так самобытны по литературным своим качествам, по их информативности можно приравнять к научным статьям. А «Территория» — целая диссертация по истории открытия чукотского золота.
Он был большим фантазером с безошибочным чувством слова. Когда-то, встречая в журнале первые рассказы и повести Олега, в их ярких, даже вызывающих заголовках я видел своего рода продолжение газетной хлесткости названий книг талантливых мальчиков-писателей середины 50-х, но потом, вчитываясь в куваевские произведения, я убедился, что главное в их заголовках — точность. Загадочный подтекст и точность. Прочитайте еще раз эти вещи и убедитесь в том сами. И никогда ни с чем не спутаете — «Зажгите костры в океане», «Через триста лет после радуги», «Чудаки живут на востоке», «К вам и сразу обратно», «Кто-то должен курлыкать»… И, наконец, лаконичный и емкий — «Территория».
По характеру и по образу жизни Олег был спортсменом. В студенческие годы был спортсменом в прямом смысле этого слова — лыжником-гонщиком. Он всегда хотел быть первым. Или, во всяком случае, впереди идущим. И когда искал Серебряную гору. И когда занимался исследованием легенды о розовой чайке. И когда взялся в форме романа описать полную драматизма историю открытия сумасшедшего золота Чукотки.
Стремление к первенству предполагает наличие у человека особой активности, этакой пробивной силы, раздражающей окружающих настырности. Ничего подобного у Олега не было. Внешне он был сдержан и даже, пожалуй, застенчив. Он всего хотел добиться сам, никого не оттирая плечом. За роман «Территория» О. Куваев был удостоен первой премии Союза писателей и ВЦСПС.
Он приобрел широкую известность, хотя и «не вписался» в среду тщеславных литераторов. Это особенно видно из публиковавшихся год назад в «Советской России» его набросков к выступлению, которые в той публикации были и названы по-куваевски: «Без замешанной на коньяке показухи». А также из тезисов к его другому выступлению «О так называемом «молодом писателе», напечатанных в двухтомнике.
И эта особенность Куваева, его неукладываемость в писательскую «обойму» — все от того, что он был неисправимым провинциалом.
Да, именно провинциалом — в хорошем и, на мой взгляд, в высоком смысле этого слова. Понимаю, что рабочий термин «провинциал» у столичных «интеллектуалов» (ставлю в кавычки и это слово, так как имею в виду лощеных и бесталанных окололитературных скептиков) имеет смысл снисходительной клички, предназначенной для наивных. Но они, эти скептики, острили, а провинциалы приходили и делали дело. Достаточно вспомнить только двух — Ломоносова и Шукшина. И мне думается, что именно такие провинциалы, в том числе живущие в больших городах и столицах, но каким-то непостижимым образом сохраняющие свою непоказушную искренность и наивную веру в то, что жизнь можно изменить к лучшему, в конце концов по-настоящему посодействуют этому.
Жаль, что Олега уже нет в их числе. Что не дожил он до своего времени. Впрочем, Куваев живет и действует.
С. Елаховский, мастер спорта
Комментарий к схеме
На нашей схеме — восточная оконечность страны и всего Евро-Азиатского материка. Это Чукотка. Именно здесь прошли все годы активной работы Олега Куваева в качестве геолога. И именно к этим местам географически и духовно «привязаны» почти все его очерки, рассказы, повести, романы.
Трудовая деятельность Олега в геологии была очень разной по содержанию. Тяжелая работа по сбору образцов горных пород, тонкие измерения характеристик гравитационного поля Земли в разных точках Чукотки (вузовская специальность Куваева — геофизика) и маршруты — то есть небезопасные экспедиционные путешествия. Были у Куваева странствия по Чукотке и не связанные непосредственно с его геологическими интересами, а посвященные поискам того, что в какой-то период жизни его особенно волновало — Серебряной горы. Очень Большого медведя, Розовой чайки. А было и просто спортивное путешествие, совершенное, правда, в нарушение туристских канонов и правил, но важное для Олега как способ самоутверждения — сплав на лодке по Омолону, в одиночку. Возвращался Олег на Чукотку и позже, когда оставил свою работу в геологии, став профессиональным писателем.
Красными линиями вдоль рек и вдоль почти всего северного побережья Чукотки на схеме показаны некоторые маршруты Куваева, совершенные, как правило, по воде и в той или иной мере отраженные в книге «Дневник прибрежного плавания». Есть красный кружок и вокруг озера Эльгыгытгын, расположенного в верховьях Анадыря, возле которого Олег бывал не раз в различных поисковых странствиях, в которых он искал, но так и не нашел того, что искал (Серебряную гору, Очень Большого медведя), но зато всегда находил нечто более значительное для себя как для писателя. Еще одна петля — на острове Врангеля, который Олег «исколесил» на собачьих упряжках. Красные пунктиры — примерные линии маршрутов Олега на самолетах, с посадками на тундровых реках и озерах, с работой и жизнью «в поле».
Вообще, Олег Куваев мог бы составить неплохой географический путеводитель по северной части Чукотки, но он занимался другими делами, оставив заботу о путеводителях своим последователям по привязанности к этому суровому краю.
Журнал «Турист» № 8 август 1989 г.
Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области
